Школьная классика и...

[tal_gilas]

Прежде чем продолжить разговор о классике в школе, хочу поблагодарить, во-первых, loki_0 за интересную беседу об инициации и возможность кое-что обдумать и сформулировать, а во-вторых, naiwen и aldamar, с которыми (в Раисином жж) некогда состоялся разговор о преподавании литературы, в том числе сподвигнувший меня взяться за эти заметки.
Это, конечно, не "что делать" и даже не "кто виноват"; это, пожалуй, не вопрос и уж точно не ответ. Если угодно, это просто продолжение моих размышлений на тему "что происходит" и "как с этим работать".

Почему я с такой настойчивостью говорю о русской классике?

Потому что так уж сложилось – и, видимо, не изменится в обозримое время, если только не последует каких-то очень уж кардинальных реформ в области образования – так уж сложилось, что в школе мы имеем дело именно с ней, и, наверное, хорошо бы сделать этот процесс как минимум взаимно приятным, а в идеале – продуктивным и постижимо нужным.

Нужно ли читать в школе классику? Да, имхо, нужно. Классика – как и вообще серьезная литература (назовем ее так, чтобы отделить от литературы развлекательной, направленной исключительно на то, чтоб расслабить, «разгрузить» читателя) – может стать одним из способов накопления того эмоционального, нравственного, духовного запаса, который…

…нет, не втолкнет человека прямо во взрослую жизнь (или на какую-то принципиально новую, более высокую, сравнительно с нынешней, ступень). Взросление, отделение себя от «значимых старших», выстраивание новых отношений с миром, обретение нового уровня самостоятельности и ответственности – это, в идеале, первая и самая ранняя инициация, которую проходит (должен пройти) человек. Будет ли она яркой, запоминающейся, болезненной или пройдет незаметно и спокойно – это уж как получится. У всех по-разному: одного инициация ставит на грань жизни и смерти, другой вспоминает о ней как о естественно и своевременно пройденном этапе. Способность и потребность самостоятельно, без оглядки на «Большого Брата», совершенствоваться, творить, распознавать собственные чувства и чувства других людей – все это закладывается инициацией, отделяющей статус ребенка от статуса взрослого.

Это уже будет реальный шаг во взрослость. Из позиции, где сосуществуют одновременно независимость от родителей и требовательность к ним [подростковый возраст], человек переходит к позиции, в которой ему больше никто ничего не должен. Все, что он имеет, все, чего он хочет, все, что он делает, - это отныне его и только его ответственность. Тогда сепарация – это выход в свободное, ответственное взрослое состояние, которое не имеет ничего общего с противостоянием, замешанном на претензиях, требовательности и демонстрации собственной независимости.

Наталия Инина. «Испытание детством. На пути к себе».

Так вот, литература (как все виды искусства и как многое что другое) может передать читателю опыт накопленных человечеством переживаний, эмоций, мыслей, страданий – сходных с теми, которые испытывает/испытывал он сам, а кроме того таких, которые не дай Бог ему испытать на своей шкуре! – без которого подойти к черте просто невозможно… Искусство – важнейший источник для получения и распознавания переживаний. Если у человека возникает какое-то чувство, его важно заметить, распознать и назвать. Только так можно научиться хорошо в них разбираться. Не обсуждать, правильные ли это чувства, а понять, что их вызвало.

То, как этот процесс пробуждения и осознания собственных чувств может выглядеть изнутри, на мой взгляд, очень емко описал Чехов в рассказе «Случай из практики».

Позвольте небольшой дисклеймер: при всей необходимости, на мой взгляд, чтения классики в школе я, несомненно, сознаю и другую необходимость – как минимум серьезно реформировать школьную программу по литературе. Наверное, стоило бы сделать курс литературы в негуманитарных/непрофильных классах ознакомительным и изучать произведения не целиком, а в главах и отрывках, в объеме, минимально достаточном, во-первых, для беседы по прочитанному, а во-вторых, для знакомства с историей литературы, с понятием направления, стиля и т.д.

Кому будет интересно – пойдет глубже, прочтет сам, проанализирует.

Но вряд ли стоит «выкидывать» русскую классику полностью. Дать хотя бы представление о том, что она такое – и при этом не отбить желания сойтись с ней поближе.

Зачем?

Мне кажется, на этот вопрос – о литературе в школе – хорошо ответила Мариэтта Чудакова, известный литературовед и специалист по Булгакову: «Она [литература] не «воспитывает» (таким объяснением, весьма распространенным в школьном преподавании, учеников от литературы можно отвратить вовсе), не «поучает», но помогает понимать жизнь, себя и других людей. Цель чтения — не «анализ», а удовольствие и труд, но труд благодарный. Русская классическая литература (и, конечно, не только русская) дает людям ключ к сложнейшим жизненным ситуациям. Защищает от демагогических и примитивных оценок человеческих поступков. Помогает вглядываться в тонкости, в детали, не ограничиваться поверхностными эмоциональными оценками — даже когда реакции большинства толкают вас именно к этому».

И это применимо к любой хорошей литературе.

Но речь здесь пойдет именно о русской классике, потому что в школах мы, самоочевидно, сталкиваемся именно с ней. И, боюсь, «сталкиваемся» - самое подходящее слово.

Разумеется, всегда – и в девятнадцатом веке, и в двадцатом – были те, кто не читал. Нечитающих вообще, в чисто процентном соотношении, всегда больше, чем читающих. И это нормально. У людей, получающих знания не из написанных кем-то другим книг и учебников, есть свои варианты накопления и перехода, они не «хуже» и не «ниже», они просто иные. Ведь совсем недавно, лет двести назад, нечитающих, да и попросту неграмотных, было не просто большинство, а подавляющее большинство. И ничего, нормально инициировались, иной раз успешнее «книжных детей».

Нужно ли читать в школе отечественную классику? Да, имхо, нужно. Точно так же, как и изучать отечественную историю. Как минимум, для знакомства со своей культурой и диахронией ее развития, в идеале – для осознания себя в этой культуре и в этих традициях, для входа в общенациональный культурный код, создаваемый языком и литературой, практически единственными национальными связками на нынешний момент. «Откуда есть пошла земля русская», как связано настоящее с прошлым, какие тут закономерности и где во всем этом ты.

Литература – одно из мощнейших средств формирования исторической памяти, даже в тех случаях, когда мы не готовы говорить о преемственности. И если по какой-то причине случится неприятие генетически «родного» кода, традиций, культуры – что ж, по крайней мере, пусть отвержение произойдет осознанно. Знать национальный менталитет полезно, в том числе, для того, чтобы учиться на ошибках.

В советской школе литературу как предмет удерживала на плаву идеология: классику пытались изучать как свод текстов, на котором выросли и духовно воспитались люди, впоследствии сделавшие революцию. Полистайте советские предисловия к изданиям классики. Вся она, мол, сплошь только и повествует о том, как плохо жили крестьяне при царе и как разлагалась пресыщенная аристократия. Но… революция-то сделана, значит, больше читать классику не надо? Все заветы и призывы прогрессивных писателей выполнены и перевыполнены, учиться в старой литературе нечему, и духовно расти не на чем, ведь писатели-то были дореволюционные, а значит, как бы… того… второго сорта. Стало быть, нужно не столько читать их, сколько «прорабатывать», этак снисходительно, с указаниями на то, в чем были неправы авторы, не имевшие передового марксистского мировоззрения. Изучать как что-то, уже не имеющее к нам никакого отношения. Толстой – проповедник, наивный идеалист, недооценивший революционный потенциал рабочих масс. Чехов – мягкотелый интеллигент. С Достоевским вообще непонятно что делать – мракобес какой-то.

«Ке фер? Фер-то ке?» (с)

Однако некое рациональное зерно, как ни парадоксально, в этом подходе имелось. Во всяком случае, было понятно хотя бы, зачем и как изучать литературу. Советская школа держалась на поиске в произведении одной «руководящей идеи». Идеологи школьного советского образования, сознательно или нет, создали систему, в которой было можно при необходимости мгновенно канонизировать любого писателя, отвечавшего государственным целям, либо развенчать его, если он им не соответствовал.

«Классическая литература становилась источником цитат, подтверждающих готовые мнения. “Игра в сочинение” требовала от ученика виртуозности: он должен был говорить штампы искренне, с наивностью открывая для себя всем надоевшие истины и тем добиваясь в своей работе пресловутого пафоса».

Конечно, происходившее, в целом, не имело отношения ни к литературе, ни к литературоведению. Прямое отношение оно, к сожалению, имело лишь к гибели литературы как школьного предмета.

Мы, живущие в счастливом передовом обществе, теперь читаем о том, как плохо и страшно жили люди до революции и радуемся, что у нас-то, конечно, не так. Те, кто учился хотя бы в начальной школе до начала девяностых, помните в «Родном чтении» раздел «Жизнь детей до революции»? Что туда входило? «Плач детей», «Янко-музыкант», «Детство» Горького, «Дети подземелья»… «У Кирилла отец — помещик. У Павла — важный царский чиновник. Генерал у Наталии, фабрикант у Розалии. У тупицы Модеста отец — жандарм. А вот и Сорокин Петя. Нелёгкая жизнь у мальчика. Прачкой работает Петина мать». Вот этот диафильм, кстати, хорошо отражает: http://diafilmy.su/462-zhizn-detey-do-revolyucii.html

В самом деле, зачем тогда читать классику, помимо ознакомления с тем, как плохо жили люди при царизме? Ведь у нас-то сейчас – прогресс и равенство. Те уроки, которые мы могли извлечь у этих мягкотелых интеллигентов и наивных идеалистов, уже извлечены, труды их проработаны и местами подправлены, оценки выставлены. Чему теперь учиться? Ну, Бог с ней, с учебой, но из книги-то что почерпнуть?

Но, по крайней мере, здесь хоть идеологическая составляющая ясна, при всей ее однобокости. А если ее убрать…

…то вообще непонятно, зачем читать классику.

Вдобавок уходит и социальный императив – читать, чтобы иметь право на звание культурного человека, интеллигента, чтобы «быть в теме», «держать руку на пульсе времени» и так далее. Общество перестало быть литературоцентричным и утратило двухсотлетнюю привычку оглядываться на писателей, вообще на людей слова как на пророков и учителей жизни – это факт. Ведь какие нешуточные баталии кипели чуть больше века назад между писателями и критиками… а прогрессивное общество, затаив дыхание, ждало: что скажет «Современник»? а «Русское слово»?

Литература перестала ориентироваться на интеллектуальную, в первую очередь университетски образованную, элиту, которая на протяжении XIX века постепенно сменяла и вытесняла элиту родовую, дворянскую.

Плохо это или хорошо? Бог весть.

Что характерно, на базе жесткого идеологического метода вполне может возникнуть и нечто, не имеющее отношения к «госзаказу». Так из заидеологизированной советской историографии выросла целая плеяда независимо мыслящих ученых. Был бы инструмент – а употребить его можно и по собственному усмотрению.

Хуже, когда инструмента нет вообще.

Почему бы осознанному подведению к инициации не стать этим инструментом? Да, многие мне сейчас скажут: потому что для этого слишком многое придется изменить. Начиная с социальных установок (в обществе, где уважение к личности, мягко говоря, не является приоритетом) и практики подготовки учителей (которые зачастую обретают реальную власть над другими, прежде чем успеют "повзрослеть" сами) и заканчивая нашим собственным отношением - к школе, к книгам, к самим себе, к своему - нередко трудному, мучительному, болезненному - опыту. Опыту жизни и опыту чтения.


(Продолжение следует. Hopefully.)