![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Фред Колон и Шнобби Шноббс, которым наскучил продолжительный обеденный перерыв, неторопливо шагали по Главной улице – так сказать, проветривались.
Случилось столько всего, что, возможно, не стоило торопиться обратно в Ярд. Они шли, как люди, в чьем распоряжении все время мира. Это и вправду было так. Они выбрали Главную улицу, потому что она была широкой и людной, и на ней попадалось не слишком много гномов и троллей. Расчет безошибочный – во многих районах гномы и тролли сейчас слонялись или, как вариант, стояли компаниями, на тот случай, если кто-нибудь из этих бродячих ублюдков попытается поднять бучу в их квартале. Что ни день случались небольшие вспышки. В таких местах, с точки зрения Шнобби и Фреда, порядка было мало, поэтому какой толк стараться поддерживать то немногое, что еще осталось, не правда ли? Никто не станет сторожить овец там, где резвятся волки, ведь так? Само собой разумеется. Это просто глупо. В то время как на Главной улице – масса порядка, который, самоочевидно, нужно охранять. Здравый смысл подсказывал, что так оно и есть. Элементарно как дважды два, хотя, впрочем, у Шнобби всегда были трудности с арифметикой.- Дело скверное, - на ходу сказал Колон. – Я еще никогда не видал гномов такими.
- Ну, перед готовщиной Кумской битвы всегда нелегко, - заметил Шнобби.
- Да, но Бедролом их здорово взбудоражил, ей-богу, - Колон снял шлем и вытер лоб. – Я сказал Сэму, что, мол, вижу это в воде, и он впечатлился.
- Да уж, - согласился Шнобби. – Такое кого угодно впечатлит.
Колон постучал по переносицу.
- Будет буря, Шнобби.
- На небе ни облачка, сержант.
- Фигура речи, Шнобби, фигура речи… - Колон вздохнул, искоса взглянув на приятеля, и продолжал, уклончивым тоном человека, у которого что-то на уме: - Кстати говоря, Шнобби, еще одно дело, о котором я хотел с тобой поговорить как мужчина… - последовала чуть заметная пауза, - …с мужчиной.
- Что, сержант?
- Знаешь, Шнобби, я всегда был лично заинтересован в твоем моральном благополучии, раз уж ты вырос без отца и некому направить тебя на путь истинный…
- Точно, сержант. Я бы совсем сбился с пути, если б не ты, - благонравно отозвался Шнобби.
- Помнишь, ты рассказывал мне про девушку, с которой ты встречаешься, как ее там…
- Беллочка, сержант?
*Прим.пер.: в оригинале она Tawnee. С одной стороны, легкий сленг, с другой стороны - звучит как "Тони".
- Ну да. Та, которая, ты сказал, работает в клубе.
- Она самая, сержант. Так в чем проблема? – тревожно спросил Шнобби.
- В общем, ни в чем… но когда на прошлой неделе у тебя был выходной, мы с констеблем Джолсоном зашли по делу в клуб «Розовая киска», Шнобби. Там, где танцуют на шесте и на столах, ну и все такое. Знаешь старую миссис Спуддинг, которая живет на Новой Булыжной улице?
- Старую миссис Спуддинг, у которой деревянные зубы, сержант?
- Точно, Шнобби, - авторитетно подтвердил Колон. – Она в том клубе моет полы. Так вот, когда она в восемь утра пришла на работу, и больше там никого не было… так вот, Шнобби, прямо неловко сказать, но, судя по всему, ей пришло в голову повертеться на шесте.
Оба помолчали. Шнобби прокрутил эту картинку на экране своего воображения и поспешно решил воспользоваться цензорскими ножницами.
- Но ей же лет семьдесят пять, сержант! – воскликнул он, с ужасом и трепетом глядя в никуда.
- Что поделать, Шнобби, всякая женщина имеет право помечтать. Разумеется, миссис Спуддинг позабыла, что уже не такая ловкая, как раньше, и вдобавок запуталась ногой в собственных кальсонах и перепугалась, когда платье задралось на голову. Ей было уже совсем скверно, когда пришел управляющий. Бедняжка провисела вниз головой три часа, и вставные зубы у нее вывалились на пол. Шеста она, впрочем, так и не выпустила. Жуткая картина – надеюсь, ты позволишь мне обойтись без подробностей. Короче говоря, Джолнсону пришлось оторвать шест от пола, и только тогда мы ее сняли. У этой старушки мускулы, как у тролля, Шнобби, ей-богу. А потом, Шнобби, когда мы за сценой приводили миссис Спуддинг в чувство, пришла молодая особа, на которой из одежды были две блестки и шнурок, и сказала, что она твоя подружка! Я прямо не знал, куда смотреть!
- Смотреть можно куда угодно, главное – не трогать, сержант. За такое выкидывают из клуба.
- Ты не сказал, что она танцует стриптиз, Шнобби! – возопил Фред.
- Не говори таким тоном, сержант, - обиженно отозвался тот. – Теперь другие времена. И у Беллочки есть шик. Она даже ходит в клуб со своим шестом. И никаких шашней на рабочем месте.
- Но… демонстрировать свое тело непристойным образом, Шнобби? Танцевать без лифчика и практически без трусов? Разве так должна вести себя девушка?
Шнобби обдумал этот серьезный метафизический вопрос с разных сторон.
- Э… да, - предположил он.
- А я-то думал, ты по-прежнему встречаешься с Верити Тянитолкай. У нее отличный ларек с морепродуктами, - сказал Колон таким тоном, как будто выступал адвокатом в суде.
- Верити – славная девушка, если застать ее в хорошем настроении, - подтвердил Шнобби.
- То есть, в те дни, когда она не велит тебе отвалить и не гоняется за тобой по улице, швыряясь крабами?
- Точно, сержант. Но, к сожалению, от нее всегда пахнет рыбой. И глаза слишком широко расставлены. Трудно встречаться с девушкой, которая тебя не видит, если ты стоишь прямо перед ней.
- Сомневаюсь, что твоя Беллочка тебя увидит, если ты встанешь прямо перед ней! – взорвался Колон. – В ней почти шесть футов росту, а грудь… в общем, она крупная девушка, Шнобби.
Фред Колон растерялся. Шнобби Шноббс – и танцовщица с пышными волосами, широкой улыбкой и… так далее? Вы только вообразите. У всякого зайдет ум за разум.
Он с усилием продолжал:
- Она мне сказала, Шнобби, что в мае ее выбрали «девушкой месяца» в журнале «Красотки и купальники». Это ж надо!..
- Ну и что, сержант? И не только в мае, но и в начале июня, - поправил Шнобби.
*Прим.пер: дальше идет фраза, кою я не вполне понимаю It was the only way they had room. Кто they - из журнала?
- Э… но все-таки я тебя спрашиваю, - барахтался Фред, - разве из девушки, которая показывает свое тело за деньги, получится подходящая жена для стражника? Подумай хорошенько!
Второй раз за пять минут так называемое лицо Шнобби сморщилось в тяжком раздумье.
- Это был вопрос на засыпку, сержант? – наконец поинтересовался он. – Потому что я точно знаю, что у Хэддока в шкафчике пришпилена одна картинка, и он всякий раз, когда открывает дверцу, говорит: «Ого, ну ты посмотри, какие у нее…».
- И вообще, как вы познакомились? – поспешно перебил Колон.
- Что? А. Наши взгляды встретились, когда я засовывал ей за подвязку долговую расписку, - радостно ответил Шнобби.
- Ее случайно не били по голове незадолго до того?
- Вряд ли, сержант.
- Она… ничем не больна? – Фред Колон исследовал все возможности.
- Нет, сержант!
- Ты уверен?
- Она говорит, что, возможно, мы – две половинки одной души, сержант, - мечтательно произнес Шнобби.
Колон застыл с поднятой ногой. Он смотрел в пустоту, и губы у него шевелились.
- Сержант?.. – озадаченно позвал Шнобби.
- Ну да… ну да… - сказал Фред, обращаясь, по большей части, к самому себе. – Да. Понимаю. Каждая половинка – со своим содержимым. Вроде как прошло через фильтр…
Нога опустилась на мостовую.
- Подождите!
Это было, скорее, блеяние, чем крик, и исходило оно из дверей Королевского музея искусств. Высокая худая фигура подзывала стражников. Те неторопливо подошли.
- Да, сэр? – спросил Колон, притронувшись к шлему.
- У нас кра-ажа! Не-екоторое время-я на-азад…
- Какой-какой зад? – переспросил Шнобби, который больше ничего не разобрал.
- Ох боги, - Колон предостерегающе положил руку на плечо капрала. – Что-нибудь пропало?
- О да-а, о да-а. Строго говоря, потому-то я и ду-умаю, что имела место кра-ажа, - ответил незнакомец. У него был вид озабоченного цыпленка, но Фред Колон впечатлился. Этого человека с трудом можно было понять, с таким аристократизмом он выговаривал слова. Не столько речь, сколько музыкальные зевки.
- Я сэр Рейнольд Сшитт, куратор музея Изящных искусств. Я ше-ел по Длинной га-алере-е и… воры украли Плута!
Он взглянул на два бесстрастных лица.
- Методия Плут, - объяснил он. – Картина «Кумская битва». Бесценное произведение искусства.
Колон подтянулся
- А. Это серьезно. Мы бы хотели посмотреть на нее. Э… то есть, на то место, где она раньше висела.
- Да-а, да-а, конечно, - сказал сэр Рейнольд. – Сюда-а, пожа-алуйста. Насколько я знаю, современная стра-ажа способна узнать многое, всего лишь взглянув туда, где находилась пропавшая вещь. Не правда ли?
- Типа, узнать, что вещь пропала? – уточнил Шнобби. – Ну да. У нас это здорово получается.
- Э… да, например, - отозвался сэр Рейнольд. – Пройдемте.
Стражники последовали за ним. Разумеется, они и раньше захаживали в музей – как и большинство горожан, когда не намечалось развлечения получше. В эпоху патриция Ветинари в музее стало меньше современных экспозиций, поскольку его светлость придерживался Определенных Взглядов, но неторопливая прогулка среди старинных гобеленов и пыльных потемневших полотен считалась неплохим способом провести вечер. И потом, всегда приятно посмотреть на изображения полных розовых женщин без одежды.
У Шнобби явно возникла проблема.
- Слушай, сержант, о чем вообще речь? – шепнул он. – Такое ощущение, что он все время зевает. Что такое «га… гаре… га-алере-ея»?
- Просто коридор, Шнобби. Так разговаривают настоящие аристократы.
- Да я его почти не понимаю!
- Потому что это высший класс, Шнобби. Зачем им надо, чтоб люди вроде тебя их понимали?
- Здорово подмечено, сержант, - сказал Шнобби. – Я бы не догадался.
- Вы обнаружили пропажу утром, сэр? – спросил Колон, пока они шагали вслед за куратором по галерее, все еще заставленной стремянками и чехлами.
- Да-а, да-а!
- Значит, картину украли ночью?
Сэр Рейнольд помедлил.
- Э… боюсь, де-ело не обяза-ательно обстояло именно так. Мы перестраиваем Длинную га-алере-ею. Картина слишком велика, чтобы ее переносить, разумеется, поэтому месяц назад мы-ы накрыли ее чехлами. Но когда сего-одня утром их сняли, то обнаружили пустую раму! Вот, полюбуйтесь!
Картина Плута занимала – точнее, некогда занимала – раму в десять футов высотой и пятьдесят длиной, которая сама по себе была произведением искусства. Хоть она и осталась на месте, но не обрамляла ничего, кроме неровной пыльной штукатурки.
- Подозреваю, теперь картина находится у кого-нибудь богатого частного коллекционера, - простонал сэр Рейнольд. – Но разве он сможет сохранить ее в тайне? Полотно Плута – одно из самых известных в мире! Каждый цивилизованный человек опознает его в одно мгновение!
- А как оно выглядело? – спросил Фред Колон.
Сэр Рейнольд немедленно снизил планку – естественная реакция при разговоре с анк-морпорскими «лучшими из лучших».
- Я, ве-ероятно, смогу найти репродукцию, - слабо ответил он. – Но оригинал имеет пятьдесят футов длины! Вы что, никогда его не видели?
- Помнится, меня приводили сюда посмотреть на картину, когда я был мальчишкой. Она длинная, это точно. На нее даже толком не посмотришь. Пока доберешься до другого конца, уже забудешь, что случилось в начале.
- Увы! Как ни приско-орбно, вы правы, сержант, - ответил сэр Рейнольд. – А доса-аднее всего то, что целью текущего ремо-онта было выстроить специальный круглый за-ал для картины Плута. Идея художника заключалась в том, чтобы изображение по-олностью окружало зрителя. Чтобы он чу-увствовал себя в центре событий. Прямо в Ку-умской долине! Мастер называл это паноскопическим искусством. Говори-ите что угодно про злободневный интерес, но лишние посетители помогли-и бы осуществить демонстрацию великой картины в тако-ом виде, как, по нашему мнению, мечта-ал сам художник. А тут такое несчастье!
- Если вы все равно собирались перенести картину, то почему же не сняли ее и не убрали в безопасное место, сэр?
- То есть, почему мы ее не скатали? – в ужасе уточнил сэр Рейнольд. – Это нанесло бы шедевру страшный вред! О ужас, ужас, ужас! Не-ет, на следующей неделе у нас было запланировано осторожное перенесе-ение картины, с величайшей аккуратностью… - он содрогнулся. – Как только поду-умаю, что кто-то просто вырезал ее из рамы, мне становится дурно…
- Эй, а вот, похоже, и улика, сержант, - сказал Шнобби, который вернулся к привычному занятию – слоняться вокруг и тыкать во все подряд, чтобы проверить, не ценная ли вещь. – Гляньте-ка, кто-то свалил здесь целую кучу вонючего старого барахла.
Он подошел к постаменту, который действительно был завален какими-то тряпками.
- Пожалуйста, не трогайте! – воскликнул сэр Рейнольд, бросаясь к стражнику. – Это же «Не говори мне о понедельниках»! Самая противоречивая рабо-ота Даниэлларины Паутер! Вы ведь ничего не сдвинули с места? – нервно добавил он. – Вещь буква-ально бесценная, и у Паутер вдобавок острый язычок.
- Это всего лишь груда старого тряпья, - буркнул Шнобби, отходя.
- Искусство – нечто большее, чем сумма материальных компонентов, капрал, - сказал куратор. – Не скажете же вы, что картина Каравати «Три огромных розовых женщины и кусок шифона» - «всего лишь старая краска»?
- А здесь тогда что? – поинтересовался Шнобби, указывая на соседний постамент. – По-моему, просто столб с гвоздем! Это тоже искусство?
- «Свобода»? На аукционе она принесет не меньше тридцати тысяч долларов!
- За кусок дерева с гвоздем? – уточнил Фред Колон. – И кто автор?
- Увидев «Не говорите мне о понедельниках», господин Ветинари любе-езно велел прибить мисс Паутер за ухо к столбу, - ответил сэр Рейнольд. – Впрочем, к вечеру она уже высвободилась.
- По-моему, она ненормальная, - сказал Шнобби.
- Нет, поскольку за эту рабо-оту она получила несколько наград. Если не ошиба-аюсь, мисс Паутер собирается прибить себя еще куда-то. Вероятно, нас ожидает новая волнующая экспозиция.
- Тогда вот что я вам скажу, сэр, - охотно предложил Шнобби. – Почему бы не оставить эту здоровенную старую раму на месте и не дать ей новое название, например «Украденная картина»?
- Нет, - холодно ответил сэр Рейнольд. – Это глупо.
Качая головой и удивляясь людям, Фред Колон подошел к стене, которая столь жестоким – «жесто-о-оким» - образом была лишена покровов. Картину грубо вырвали из рамы. Сержант Колон не относился к тем, кто соображает быстро, но все-таки кое-что показалось ему странным. Если у тебя есть месяц на то, чтобы стащить картину, зачем действовать впопыхах? Фред смотрел на человечество с точки зрения стражника, которая в некоторых отношениях отличалась от точки зрения куратора музея. Никогда не утверждай, что того-то и того-то не может случиться, каким бы странным ни было это «то-то». Возможно, есть богатые безумцы, готовые купить картину, даже если придется рассматривать ее в уединении собственного особняка. Люди на такое вполне способны. Более того, сознание страшной тайны наверняка вселит в них приятный легкий трепет.
Но воры вырезали картину из рамы, как будто не заботясь о товарном виде. Повсюду остались разлохмаченные клочки… погодите-ка…
Фред отступил на шаг. Улика. Вот она, прямо перед ним. Он тоже ощутил приятный легкий трепет.
- Картину… - начал он. – Картину украл тролль!
- О господи, откуда вы знаете? – спросил сэр Рейнольд.
- Я очень рад, что вы задали этот вопрос, сэр, - сказал, не покривив душой, Фред Колон. – Я заметил, что сверху картину вырезали по всей длине почти вплотную к раме, - он показал пальцем. – Тролль, разумеется, с легкостью дотянется туда с ножом и вырежет картину вдоль самого края сверху и еще немного по краям. Видите? Но среднестатистический тролль не станет низко нагибаться, поэтому, когда пришлось резать внизу, он напортачил и оставил кучу клочков. И потом, только тролль смог бы ее унести. Ковер с лестницы – и то здоровая штука, ну а скатанная в трубку картина наверняка еще тяжелее.
Он просиял.
- Отличная работа, сержант, - сказал куратор.
- Соображаешь, Фред, - заметил Шнобби.
- Спасибо, капрал, - великодушно отозвался Фред Колон.
- Ну или это были два гнома со стремянкой, - бодро продолжал Шнобби. – Рабочие оставили несколько стремянок. Гляди, они даже тут стоят.
Фред Колон вздохнул.
- Знаешь, Шнобби, почему я сержант, а ты нет? Из-за таких вот слов, сказанных в присутствии частных лиц. Будь это гномы, разумеется, они бы вырезали картину аккуратно со всех сторон. Музей запирается на ночь, мистер сэр Рейнольд?
- Конечно! Не только на замок, но и на засов. Старый Джон крайне аккуратен. Сам он живет на чердаке, так что на ночь музей превращается в настоящую крепость.
- Он, должно быть, смотритель? – уточнил Фред. – Нам нужно будет с ним поговорить.
- Разумеется, - нервно ответил сэр Рейнольд. – Кстати, я думаю, что у на-ас на складе должны быть материалы, посвященные этой картине. Я сейчас… э… схожу и… э… поищу…
Он заспешил к маленькой дверце.
- Интересно, как воры ее вынесли? – спросил Шнобби, когда они остались одни.
- А кто сказал, что вынесли? – ответил Фред Колон. – Большое помещение, где полно чердаков, погребов и темных уголков… почему бы просто не спрятать картину подальше и не подождать? В один прекрасный день заходишь под видом посетителя, прячешься под чехол, ночью снимаешь картину и суешь куда-нибудь, а на следующий день выходишь вместе с остальными. Все просто! – он широко улыбнулся. – Главное, капрал, – мыслить как преступник.
- Ну или можно просто выбить дверь и убраться вместе с картиной посреди ночи, - сказал Шнобби. – Зачем возиться с мудреным планом, если сойдет и простой?
Фред вздохнул.
- Я предчувствую, что дело будет запутанное, Шнобби.
- Тогда спроси у Ваймси, можно ли нам им заняться, - сказал Шнобби. – То есть, мы ведь уже знаем факты.
В воздухе витали невысказанные слова: «Где бы вы предпочли провести следующие несколько дней? На улицах, где, с вероятностью, будут мелькать топоры и дубины, или здесь, за тщательным, очень тщательным обыском чердаков и подвалов? Подумайте хорошенько. Ведь это не будет трусостью, не так ли? Потому что любая знаменитая картина – часть национального достояния, правильно? Пусть даже на ней нарисована всего лишь толпа гномов и троллей, устроивших потасовку».
- Я составлю подобающий рапорт и попрошу мистера Ваймса поручить это дело нам, - медленно сказал Фред Колон. – Оно требует внимания опытных стражников. Ты хорошо разбираешься в искусстве, Шнобби?
- Если надо, сержант.
- Да ладно!
- А что? Беллочка говорит, что ее работа – тоже искусство, сержант. И одежды на ней побольше, чем на иных женщинах, которые тут висят. Так зачем же задирать нос?
- Да, но… - Фред Колон помедлил. В глубине души он знал, что вертеться вниз головой на шесте в костюме, которым при случае можно воспользоваться как зубной нитью, - это не искусство, а если тебя рисуют лежащим на постели, причем на тебе нет ничего, кроме грозди винограда и улыбки, то это настоящее, подлинное искусство, но обозначить разницу Колон не мог.
- У Беллочки нет урны, - наконец сказал он.
- Чего-чего нет?
- Обнаженная женщина – это искусство, только если где-нибудь рядом есть урна, - сообщил Фред Колон. Даже ему объяснение показалось неубедительным, поэтому он добавил:
- Ну или постамент. Лучше всего, конечно, то и другое. Так сказать, тайный знак, который гласит: это искусство, ребята, и можно спокойно смотреть.
- А пальма в горшке?
- Тоже сойдет, лишь бы была урна.
- А если нет ни урны, ни постамента, ни пальмы в горшке? – настаивал Шнобби.
- У тебя что-то на уме, капрал? – подозрительно спросил Колон.
- Да. «Богиня Анойя, восстающая из серванта»[1], - сказал Шнобби. – Она здесь висит. Ее нарисовал какой-то тип, у которого три буквы «и» в имени. По-моему, вот это искусство так искусство.